ИЗ ПИТЕРА СИНФИЛДА

 

"King Crimson"

​

ГОРОДСКИЕ КАРТИНКИ

PICTURES OF A CITY

Жёсткий лик окоченелый окаймлён оправой стальной,

Острый взгляд в квадратах стёкол обдирает и шелушит.

Свет луча визгливо яркий, скрежет страждущих тормозов.

Серебристо-жёлто-алой круговертью кричит неон.

 

Жажда плоти, дрёма мысли претворяются в жерла ран,

В сало кожи под зубами, в ядовитый галун греха.

Тени дрогнувшего танца обнажают безгубый зев,

Злеб по щелям безвременья, пот вращающихся колёс.

 

Как слепец иль зыбкий пьяный не умеют увидеть путь,

Так язык из уст иссохших не сумеет вытолкнуть слов.

Плоть бетона беззащитна под расколотой скорлупой –

И петляет в преисподней пропадающий след души…

 

 

ПО СЛЕДАМ ПОСЕЙДОНА

(включая тему Созвездия Весов)

IN THE WAKE OF POSEIDON

Ловит отродье Платона холодным и выспренним взором

    Истину в древних костях, истину в шаре земном,

И измышляют паяцы в своих попугайных нарядах

    Игры, тупые, как смех их искривившихся уст.

Женщины тихо рыдают, и Дама Пунцовой Завесы

    Вдруг проливается в ночь ярким театром дождя –

В пору, когда темнота в полусне полуночной Царицы

    Тайно стремится познать боль и страданья людей.

 

В огне, земле, воде и ветре –

        Наш мир на Весах;

Огонь, вода, земля и ветер –

        Весы перемен,

            Мир на Весах,

                   на Весах…

 

Меч Правосудья – Святитель и Царь – над могилами кружит

    И выцарапывает «ВЕРА» на плитах немых;

Жрицы-колдуньи хранят сокровенные камень и пепел;

    Тесные узы и цепь – участь слепого раба

(Что и поныне трепещет, очаг вспоминая домашний,

    Плеск его пламенных струй, жаждущих празднество сжечь) –

В пору, когда меж рядами во храме хохочет безумец:

    Что для него их обряд? Пёстрая, шумная страсть…

 

Руки героев кровавой волной омывают точило –

    Скоро взовьётся клинок, острый, как солнечный луч;

Маги, слепые провидцы нездешнего мира, сетями

    В трепете жизни людской ловят грядущую смерть;

Дети поют на коленях, склоняются перед Распятьем,

    Не представляя ещё цели язвящих гвоздей –

В пору, когда ожидает весь мир, омывающий Землю,

    Мига, который навек уравновесит Весы…

 

​

ПИСЬМА

THE LETTERS

Перо дрожит под бритвой серебряной,

И злое жало ядом напитано –

    Строка на лист легла разрезом:

«Муж твой посев в моё лоно бросил».

 

Жена прочла; лицом прокажённого

Её влечёт письмо неотступное.

    Сквозь день слепой спешит слепая –

Слёзы иссякли и в горле камень.

 

Опалена смарагдовым пламенем,

Уязвлена невидимым гвоздием,

    Она с душой оледенелой

Мёртвую руку писать неволит:

 

«Спокойна я, и жизнь мне не надобна

Мужскому зуду на утоление.

    Мертво моё, твоим побывши –

И отправляюсь за ним я следом…»

 

​

ЗАПРЕДЕЛЬНАЯ ДЕВА

FORMENTERA LADY

Стынут руины домов – поседелые стражи приморья.

    Берег топорщит во мгле сосен и тёрна углы.

Рыжею солнечной пылью недвижно ржавеют колёса,

    В выпавших спицах снуют пальцы последних лучей.

Солнцем указанный путь, каменистый, звенящий и тёплый,

    Трещины бурой земли, ящериц быстрый пунктир;

Справа и слева дороги – узорное благоуханье

    Папоротников и трав лёгкой оградой дрожит. –

Здесь в суете муравьёв я слежу суету человека,

    И опахалом сквозным ветер колеблет листву.

 

Я натяну свои струны, как только опустится сумрак:

    Лишь до закатной поры Солнце превыше всего.

Спой мне вечернюю песню свою, Запредельная Дева,

    Спой же мне песню зари, странное счастье моё!

 

Отблески тихих свечей пробегают по лютне забытой –

    И откликается им дымно-прозрачная ночь.

Здесь засыпал Одиссей, зачарованный смуглой Цирцеей,

    Здесь до сих пор не иссяк запах его колдовства.

 

Времени серые руки меня не найдут в полумраке,

    Звонкие звёзды дробят цепи, стеснявшие день –

В танце ночном надо мной проскользни, Запредельная Дева,

    Синим покровом овей, тёмное счастье моё!

 

​

ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ

HALLOWED BE THY NAME

Когда впервые прозвучало «ОМ»,

Их было так немного в круге том –

    Не первых, не последних и не худших.

Ты можешь быть жесток – зато богат,

Но только цельный в этом мире свят

    (Канат, часы, священника – скорее!)

По всей планете суета сует,

Как и на большинстве других планет,

    И Небеса не могут быть иными,

Но слышишь ли? Безумец молвил: «Сын,

Я слишком долго ратовал один –

    Теперь, как друг, открой своё мне имя» –

        Да святится имя Твое.

 

Даю тебе державу и народ,

И ключ к тому, что их ведёт вперёд,

    Направо, и налево, и обратно.

Не видел я людей в дому своём

Дотошным не пронизанных пером –

    Иди же в город, в пекло, за решётку,

Ступай же в этот ресторанный ад,

Где патефоны вечером грустят,

    Оплакивая канувшее лето,

Пока Безумец не промолвит: «Сын,

Настало время строить из руин –

    Мы можем дать им хоть немного света». –

        Да пребудет воля Твоя.

 

Так он решил внести в тюремный век

Легендой подражательный побег

    За долей истины, за дальней целью.

Но захмелели трезвые втройне,

И книжники готовились к войне,

    Назначив место, время и оружье.

И веселился пьяный оптимист,

И сетовал похмельный пессимист

    На пиршестве над будущей судьбою;

И рек Безумец: «Сын! Возьми зарок,

Чтобы они последний страшный срок

    Осмелились прободрствовать с тобою». –

        Да приидет Царствие Твое.

 

С Безумцем вместе чашу мы испили,

И мысленно друг другу повторили:

    «Благодарю тебя за этот час»;

И всю дорогу к звёздам мы смеялись,

И мира основания качались,

    Как во хмелю, сопровождая нас.

Метался мир в смятеньи возрожденья,

И рек Безумец: «Наступает срок.

Как чувствуешь себя теперь, сынок?»

И Я сказал: «Прекрасно, без сомненья,

Теперь – введи Меня во искушенье:

В упадке Я взыскую откровенья,

Так дай Мне время для отдохновенья –

Хоть на мгновенье,

                           дай Мне вдохновенье,

Хоть на мгновенье –

                           снова вдохновенье…»

        АМИНЬ.

 

 

PICTURES OF A CITY

Concrete cold face cased in steel

Stark sharp glass-eyed crack and peel

Bright light scream beam brake and squeal

Red white green white neon wheel

 

Dream flesh love chase perfumed skin

Greased hand teeth hide tinseled sin

Spice ice dance chance sickly grin

Pasteboard time slot sweat and spin

 

Blind stick blind drunk cannot see

Mouth dry tongue tied cannot speak

Concrete dream flesh broken shell

Lost soul lost trace lost in hell

 

​

IN THE WAKE OF POSEIDON

Plato's spawn cold ivyed eyes

Snare truth in bone and globe

Harlequins coin pointless games

Sneer jokes in parrot's robe

Two women weep, Dame Scarlet Screen

Sheds sudden theatre rain

Whilst dark in dream the Midnight Queen

Knows every human pain

 

In air, fire, earth and water

World on the scales

Air, fire, earth and water

Balance of change

World on the scales

On the scales

 

Bishop's kings spin judgement's blade

Scratch "Faith" on nameless graves

Harvest hags hoard ash and sand

Rack rope and chain for slaves

Who fireside fear fermented words

Then rear to spoil the feast

Whilst in the aisle the mad man smiles

To him it matters least

 

Heroes' hands drain stones for blood

To whet the scaling knife

Magi blind with vision's light

Net d**h in dread of life

Their children kneel in Jesus till

They learn the price of nails

Whilst all around our Mother Earth

Waits balanced on the scales

 

​

THE LETTERS

With quill and silver knife

She carved a poison pen

Wrote to her lover's wife:

"Your husband's seed has fed my flesh."

 

As if a leper's face

That tainted letter graced

The wife with choke-stone throat

Ran to the day with tear-blind eyes

 

Impaled on nails of ice

And raked with emerald fire

The wife with soul of snow

With steady hands begins to write:

 

"I'm still, I need no life

To serve on boys and men

What's mine was yours is dead

I take my leave of mortal flesh."

 

​

FORMENTERA LADY

Houses iced in whitewash guard a pale shore-line

Cornered by the cactus and the pine.

Here I wander where sweet sage and strange herbs grow

Down a sun-baked, crumpled, stony road.

 

Dusty wheels, leaning, rusting in the sun;

Snuff brown walls where Spanish lizards run.

Here I'm shadowed by a dragon fig tree's fan

Ringed by ants and musing over man.

 

I'll unwind my old strings while the sun shine down

Won't climb any high thing while the sun shine.

Formentera Lady sing your song for me

Formentera Lady sweet lover.

 

Lamplight glows on old guitars the travellers strum;

Incense children dance to an Indian drum.

Here Odysseus charmed for dark Circe fell,

Still her perfume lingers still her spell.

 

Time's grey hand won't catch me while the sun shine down

Untie and unlatch me while the stars shine.

Formentera Lady dance your dance for me

Formentera Lady dark lover.

 

​

HALLOWED BE THY NAME

There may be an 'O' in 'moment'

But there's very few folk in 'focus'

Not the first, not the last, not the least

You needn't be well to be wealthy

But you've got to be whole to be holy

Fetch the rope, fetch the clock, fetch the priest

Oh this planet of ours is a mess

I bet heaven's the same

Look the madman said 'Son

As a friend tell me what's in a name.'

Hallowed be thy name

 

I give you the state of the statesmen

And the key to what motivates them

On the left, on the right, on the nail

Still I don't see a man in a mansion

That an accurate pen wouldn't puncture

Go to town, go to hell, go to jail

And there's bars and saloons

Where the jukebox plays blues in the night

Till the madman says 'Son

Time to go we could both use some light'

And thy will be done

 

We live in an age of cages

The tale of an ape escaping

In the search for some truth he can use

But many a drunk got drunker

And mostly a thinker, a thunker

Set the place, set the time, set the fuse

The optimist laughed and the pessimist cried in his wine

And the madman said 'Son

Take a word they'll all wake given time'

Let thy kingdom come

 

The madman and I got drunker

Till both thought the other thank you

And we laughed all the way to the stars

The optimist asked for a taste of the pessimist's wine

And the madman said 'son

How do you feel?' I said 'Me? I feel fine

Lead me into temptation

Into temptation

I said into temptation

I need my allocation of recreation

I want a revelation in degradation

No hesitation, give me variation, give me inspiration