top of page

ЗЛОУМЫШЛЕННИЦА

 

Нет двух путей добра и зла,

Есть два пути добра.

             Н. Минский

 

Действующие лица:

КРЕОНТ, царь Фив, 58 лет

ГЕМОН, его сын, 22 года

АНТИГОНА, племянница царя, 20 лет

ИСМЕНА, её сестра, 16 лет

СОЛДАТ, без возраста

 

Действие во дворце Креонта в Фивах

(Комната во дворце фиванских царей; АНТИГОНА одна)

 

АНТИГОНА. Вот и утро. Дождь вчерашний весь вылился, солнце взошло… красное, как кровь (господи, как пошло!) Трава зеленеет, мокрая, и всю кровь смыло… и она пополам с водой впиталась в песок. Песок мокрый и крепкий, и на нём следы – мелкие и чёткие… мои. Но солнце выше, жарче, и песок сохнет, и от травы идёт пар… а на песке гниёт брат, и собаки лают, и солдаты стоят так, чтобы ветер не нёс на них вонь, и судачат о вине, которое выдали им по поводу новой победы фиванского оружия; и совсем не думают, что случись тогда немножко не так, они были бы убиты. А мне пришлось бы зарывать Этеокла, и мне бы, наверное, было приятнее хоронить защитника родины… Да нет, всё я выдумала, мне было бы его так же жаль, как сейчас Полиника, ни больше, ни меньше… Я всё выдумала – я была бы сейчас в казарме аргосских солдат, и они бы смеялись грязными голосами. А Полиник сидел бы на троне, и ему, как всегда, было бы не до меня. А я бы выползла из казармы и поползла хоронить побеждённых.

 

(Роняет стул; входит ИСМЕНА)

 

ИСМЕНА. Антигона, ты с ума сошла – просыпаться так рано, да ещё весь дом будить? Все устали после праздника и заснули только под утро, и сейчас только мы двое и не спим. Да ещё вдовы в деревнях и в городе. Ты помнишь Мегарея? Он всегда так одевался, по-заграничному, и весёлый был, а аргивяне его убили. Вот его вдова сейчас, наверное, не спит и плачет – я её видела вчера, совсем девочка, ещё младше меня. Ненавижу этих аргивян!

АНТИГОНА. У них – тоже вдовы…

ИСМЕНА. И поделом им – не пускали бы мужей на войну. Чего им не хватало у себя в Аргосе? Эти южане немножко тронутые – их поманили, они и пошли бог весть зачем.

АНТИГОНА. И стража не спит…

ИСМЕНА. Да, пятьдесят человек, самых красивых поставили у костров. Это правильно, по-моему, что героев так хоронят – с гвардией, с факелами, с музыкой. Этеокл был бы рад – он любил праздники. Господи боже мой, что я мелю, прав дядя – правда трещотка. Но ведь правда праздник – победа.

АНТИГОНА. Другая стража – у Полиника…

ИСМЕНА. Тебе его жалко? Знаешь, Антигона, мне стыдно, но мне его ничуточки не жалко. Это, наверное, нехорошо, но ведь он был правда плохой, а сам думал, что он лучше других, лучше всех. Этеокл был весёлый, добрый…

АНТИГОНА. Помнишь, как Этеокл таскал тебя за косу?

ИСМЕНА. Так это он в шутку! А Полиник всё читал, читал, а когда соглашался поиграть, хотел обязательно быть главным.

АНТИГОНА. Он был старшим.

ИСМЕНА. Ну и что? Господи, кто бы говорил – ты сама старше его, и Гемон тоже. Разве он виноват, что царём тогда стал папа, а не дядя?

АНТИГОНА. Креонт и так был царём – при Этеокле. Этеокл не умел управлять.

ИСМЕНА. Как это не умел? А твой умел, что ли? Ну пусть, ладно, Полиник был умнее, но он правда старше – Этеоклу только семнадцать было, он ещё почти мальчик.

АНТИГОНА. Мальчик, так не совался бы на трон. По-твоему выходит, Полиник был каким-то перестарком – ему тоже девятнадцать… было. Моложе твоего Гемона.

ИСМЕНА. Ну пусть девятнадцать, да он зачитался и войну устроил… А Гемона ты не трогай. Какой он мой, смеёшься, что ли?

АНТИГОНА. Да он тебя любит.

ИСМЕНА. Ну и любит, а всё равно женится на тебе, потому что ты старшая, а он добрый и против дяди не пойдёт.

АНТИГОНА. Бедный Гемон! Каково ему со мной будет – он меня не любит, я его не люблю… а тебе хуже всех, бедная девочка, хотя тебя мы оба любим.

ИСМЕНА (чуть не плача). Ну так радуйся – не дал бог красоты, да дал старшинство. Тебе же государство прежде всего, вот и послужи!

АНТИГОНА. С чего ты взяла… про государство?

ИСМЕНА. Так ты же только что говорила, что Полиник лучше царь был.

АНТИГОНА. Ничего я такого не говорила.

ИСМЕНА. Так что же ты так о нём убиваешься?

АНТИГОНА. Он брат… и убит.

ИСМЕНА. Этеокл – тоже брат, тоже убит!

АНТИГОНА. Кому – салют, кому – анафема… Исмена, сестрёнка, милая, оставь меня в покое, а то я уже ничего не понимаю!

 

(Утыкается лицом в локти за столом в углу.

Пауза. Входит ГЕМОН)

 

ГЕМОН. Исмена, милая, ты уже встала? А я-то думал, ты у меня соня!

ИСМЕНА. Да…

ГЕМОН. А мне не спалось – всё о Мегарее думал. Как он смог… Чем я хуже… О нём не заботились, на него не обращали внимания, а он – герой. Почему не я, Исмена? Но ты всё равно меня любишь?

ИСМЕНА. Милый…

ГЕМОН. Ну вот и хорошо, хорошо. А потом, только я заснул, мне приснилась ты, Исмена.

ИСМЕНА. Правда?

ГЕМОН. Правда. Ты была такая красивая и в короне, а на мне был мундир. Где-то был салют, и ты сказала: «Это наша свадьба, Гемон!»

АНТИГОНА. Это был салют по убитым.

ГЕМОН (вздрогнув). Ты, Антигона?

АНТИГОНА. Что, испугался? Страшна я, женишок?

ГЕМОН. Любезная Исмена, покинь нас.

ИСМЕНА. Ладно…

 

(Уходит, оборачивается. Уходит)

 

ГЕМОН. Чего ты от меня хочешь?

АНТИГОНА. Посмотреть на тебя, красавчик Гемон.

ГЕМОН. Смотри, змея… невестушка, твоё право. Наследник фиванского престола больше ни с кем не вправе спорить.

АНТИГОНА. Да что ты? С чего же присмирел?

ГЕМОН. Перестань, Антигона – ты сама знаешь, так зачем издеваться? Отец не выпустил меня, я не виноват, что я старший, и на Мегарея он не обращал внимания, вот у него и получилось…

АНТИГОНА. Так во всём виноват один Креонт? Бедный дядя!

ГЕМОН. Я не знаю… Я сам, конечно, виноват, я не пошёл первым, но я хотел! Вообще я не верю в пророчества и всю эту ерунду, и Мегарей не верил. «Юноша дома Креонта, за Родину доблестно павший, славой покроет себя, честью победной страну»… И стихи-то нескладные какие-то, он тогда сам смеялся, когда Тиресий их пробормотал и чуть не свалился на ровном месте. Какая глупость! Почему он удрал из дворца и первым бросился в битву? Много ли может один человек, даже царской крови? Почему он так сделал, Антигона?

АНТИГОНА. Глупый мальчишка, избалованный барчук! Конечно, ты не понимаешь его, Гемон, и думаешь, что это так вышло только оттого, что за ним меньше следили. Что же, в какой-то мере ты прав, извини за пошлость. Он был младшим и за ним меньше ходили, за ним меньше ухаживали, вокруг него не толклось с детства семь нянек, десять дядек, сотня дружинников! Он не был наследником Гемоном, цветом и надеждой государства, он не был красавчиком Гемоном, кумиром всех фиванских девушек, он не был любимчиком Гемоном, первенцем старого деспота Креонта! А ему хотелось быть первым, больше всего хотелось, и он плакал, и ругался, и надевал самое лучшее платье, и отращивал усы безо всякого результата, и не мог стать первым. Всё равно Гемон был наследником, и в жёны Мегарею досталась не царская дочь, а тринадцатилетняя девчонка какого-то армейского офицера, и мудрый Креонт, славный Креонт, великий Креонт в грош его не ставил. Ты ещё узнаешь, Гемон, каково ему было, когда он плакал, уткнувшись лицом мне в колени. Он посмеялся над слепым чудаком Тиресием, но увидел, как народ расступается перед ним, как девушки чуть не молятся на него, как великий Креонт обхаживает его – и сбежал из княжеских покоев на войну, и убил аргивянина или двух, прежде чем ему снесли голову, и умер, и стал великим Мегареем, спасителем Родины, любимым сыном Креонта!

ГЕМОН. Да, наверное, это так, но я не виноват! Я не виноват, что родился раньше! Я не виноват, что отец любил меня! Я не виноват, что меня лучше стерегли! Я не…

АНТИГОНА. Виноват дядя…

ГЕМОН. Слушай, Антигона, да чья бы корова мычала! Не твой ли брат затеял эту войну и привёл этих собак к Фивам? Гордись Этеоклом, пожалуйста, он хоть раз в жизни что-то сам сделал – воевать вышел! Но Полиник-то, твой любимый братец – не из-за него ли все беды? Отец очень верно вчера сказал: «Кровавая собака Полиник, вечный позор Фив, которые ныне отрекаются от предателя!»

АНТИГОНА. Замолчи, Гемон, не тебе его винить! Ты всегда завидовал ему, что он умнее, что он не хотел тебе уступить, хотя и был моложе!

ГЕМОН. Я был всего лишь сыном Креонта, а он – сын Эдипа, где уж мне уж! Сын отцеубийцы, сын кровосмесителя – но царя!

АНТИГОНА. Спасибо за любезность, Гемон.

ГЕМОН. Да, и ты тоже, я всегда говорю правду!

АНТИГОНА. Но Полиник погиб в честном поединке, а ты в это время дрожал, слушая грохот таранов.

ГЕМОН. И Полиник – на навозной куче, а я – наследник Креонта и жених царевны Эдиповой крови… чёрт бы тебя побрал.

АНТИГОНА (осевши). Да, Полиник – на навозной куче. А я здесь… я здесь…

ГЕМОН. И тебя бы туда!

 

(АНТИГОНА идёт к двери, с другой стороны входит КРЕОНТ)

 

КРЕОНТ. Здравствуй, Антигона! Куда ты собралась от меня бежать?

АНТИГОНА. На навозную кучу, государь.

КРЕОНТ. Что ты городишь? Это ты, щенок, орал на неё так, что было слышно с третьего этажа? Запомни, что её брат – герой Фив царь Этеокл!

ГЕМОН (очень трудно). А мой брат, папа, – герой Фив Мегарей.

КРЕОНТ. Не смей произносить его имя! Он – вечный укор тебе, щенок! Трус! Он был на семь лет моложе тебя, но пожертвовал жизнью за Родину, в то время как ты отсиживался во дворце!

ГЕМОН. А у дверей меня сторожили два телохранителя, место которых было на фронте, и не давали мне выйти, чтобы моё высочество, упаси бог, не упало с лестницы.

КРЕОНТ. Да, моя вина, моя глупость, что я берёг жалкого труса, как зеницу ока, а моего настоящего сына… не уберёг! Я не думал… (почти умоляюще) я же не ожидал, Гемон, что он пойдёт, я же не знал! Я виноват, я! Но я же не…

ГЕМОН. Виноват опять я, да?

КРЕОНТ (снова грозно). А кто же ещё? Ты полировал ногти, чтобы изменять своей невесте, а мой мальчик в это время проливал свою кровь, защищая тебя и Фивы!

АНТИГОНА (тихо). Ну, уж о Гемоне он думал меньше всего.

КРЕОНТ. Я рад, Антигона, что ты любишь и защищаешь моего старшего сына, но не смей ничего такого о моём настоящем сыне!

АНТИГОНА. Господи, дядя, да кто вам сказал, что я люблю его?

КРЕОНТ (удручённо). Знаю. Знаю, не любишь. Но – должна любить. Ты – старшая в роде Эдипа, он – старший и ныне, увы, единственный сын Креонта. Вы должны пожениться.

АНТИГОНА. Ах, дядя, так мы должны пожениться! Ну как же, иначе у вас будут неприятности.

КРЕОНТ. Гемон, что ты встал тут? Убирайся! (ГЕМОН уходит). Послушай, девочка, что я могу сделать? Так надо, понимаешь, есть такое слово – на-до! (Это из прописей, но прописи – одна из самых мудрых книг со времён Кадма). Конечно, этот бездельник тебя не стоит, но больше никого нет. Я уже стар, я скоро умру, и мне нужно оставить в Фивах царя и царицу, да ещё с царёнышем. Гемон здоровый парень, и авось ваш сын будет хорошим царём.

АНТИГОНА. Дядя, я не выйду за него. Я не люблю его. Я не хочу быть царицей.

КРЕОНТ. Да разве тебя спрашивают, глупая? Я, что ли, хотел выдавать сестру за твоего отца? Я не знал, чем это кончится? Но у страны должны быть царь и царица, иначе будет смута, будет много крови. Будет ещё хуже, понимаешь, маленькая?

АНТИГОНА. Я не маленькая, дядя. Мне двадцать лет.

КРЕОНТ. А мне шестьдесят, значит – маленькая. Думаешь, я хотел быть царём? Дудки! Но мне ничего не оставалось, иначе были бы смута и кровь.

АНТИГОНА. Позавчера кончилась война.

КРЕОНТ. Да, ты права. Я виноват перед страной и перед тобою, маленькая Антигона. Но я хотел, чтобы было, как лучше…

АНТИГОНА. Благими намерениями, дядя, ад вымощен.

КРЕОНТ. Да, верно. Я хотел справедливости, чтобы сыновья Эдипа правили вместе…

АНТИГОНА. То есть вы за них обоих?

КРЕОНТ. Антигона, мне шестьдесят лет без малого, я им не было и двадцати. Полиник сделал, как он хотел, а не как хочу я, – и вышла война. Я скажу тебе честно, Антигона, ты уже большая – герой Фив Этеокл был глупый ребёнок, добрый, благородный, храбрый – но ребёнок. Царь из него был никакой. Он это понимал. Я за него правил. Народ был сыт. А Полиник, он тоже не мог быть царём, но не понимал этого и бунтовал. У него были какие-то таланты, иначе он не смог бы повести за собою аргосских генералов. Но в результате он разорил две страны, даже не будучи царём. Тебе не страшно представить его себе в короне?

АНТИГОНА. Страшно. Но так, как есть, – страшнее!

КРЕОНТ. Он получил по заслугам.

АНТИГОНА. Его гложут псы!!

КРЕОНТ (грозно). Успокойся, Антигона!

АНТИГОНА. Моего брата гложут псы!!!

КРЕОНТ. Патетика тут не нужна. Стой! Куда ты?

АНТИГОНА. На навозную кучу, государь.

КРЕОНТ. К нему? Ты читала указ?

АНТИГОНА. Да, государь.

КРЕОНТ. Так куда же ты?

АНТИГОНА (почти ласково). Туда, дядя.

КРЕОНТ. Ну и проваливай к чёрту! Стой! Куда?

АНТИГОНА. На навозную кучу, государь.

КРЕОНТ. Ты глупо шутишь, Антигона. У тебя нет чувства юмора.

АНТИГОНА. Нету, государь. (Уходит)

КРЕОНТ (устало). У меня тоже.

 

(Входят ГЕМОН и ИСМЕНА)

 

ИСМЕНА. Гемон, лучше давай я сначала скажу ему, а то он всё ещё сердится на тебя.

ГЕМОН. Глупости! Пусть он меня выслушает хоть раз в жизни.

КРЕОНТ. Что вы шумите? Что тебе, девочка?

ГЕМОН. Мы пришли за благословением, отец.

КРЕОНТ (не сразу). Ты в уме?

ГЕМОН. Мы хотим пожениться, отец.

КРЕОНТ (досадливо). Выбрось из головы и вообще убирайся – я не хочу тебя видеть.

ИСМЕНА. Ну дядя, милый, ну пожалуйста!

КРЕОНТ. Это ты подбил ребёнка, Гемон?

ИСМЕНА. Я не ребёнок! Я люблю его!

КРЕОНТ. Господи! Глупость какая! Мой сын и моя племянница не могут пожениться, а я ничем не могу им помочь!

ГЕМОН. Отец, ты царь!

КРЕОНТ. Ну и что? Именно что царь, будь я мужиком, давно бы благословил. А так – не могу. Народ не потерпит.

ГЕМОН. Ты же хозяин страны, отец!

КРЕОНТ. Ну ты что, дурак? Какой я хозяин? Нельзя.

ГЕМОН. Мы же ровня, мы же оба царской крови!

ИСМЕНА. Я дочь Эдипа, дядя!

КРЕОНТ. Маленькая моя, скажу тебе по секрету: этим не хвастаются. Ты отца не помнишь, и я бы рад забыть, а народ помнит. И чем меньше ты будешь говорить, что ты дочь Эдипа, тем лучше и для тебя, и…

ГЕМОН (настойчиво). Мы ровня, отец!

КРЕОНТ. Нет, не ровня! Ты старший! Не обижайся, девочка, – нельзя! Даже крестьяне не выдают младшую дочь прежде старшей, а выдадут – скандал на всю деревню.

ГЕМОН. Ты же не крестьянин, отец!

КРЕОНТ. Хуже – я царь, а значит – смута.

ГЕМОН. Ты себе вредишь, отец!

КРЕОНТ (приподнимаясь). Ты – трус – щенок – мальчишка – мне – грозишь? Царю грозишь, смутьян?! Вон!

 

(ГЕМОН уходит, хлопнув дверью. Тихо входит СОЛДАТ и останавливается у дверей)

 

ИСМЕНА. Дядя! Дядя, я же знаю, ты добрый, просто ты царь и боишься.

КРЕОНТ. Устами младенца! Да, девочка, царь – это такой дядя, который всего боится.

ИСМЕНА. Стань на минутку крестьянином, дядя! Я очень прошу! Не бойся, народ не рассердится!

КРЕОНТ. Народ? (озирается) Эй, служивый!

СОЛДАТ. Я не виноват, я не спал, вашество.

КРЕОНТ. Дурак! Ты из крестьян?

СОЛДАТ. Так точно, вашество.

КРЕОНТ. Скажи, можно ли выдавать меньшую сестру поперёд старшой? (Исмене) С ними только на их языке и можно говорить.

СОЛДАТ. Никак нет, вашество.

КРЕОНТ (Исмене, грустно). Вот видишь? Народ…

 

(ИСМЕНА, сгорбившись, выходит)

 

Тошно править, солдат.

СОЛДАТ. Так точно, вашество.

КРЕОНТ. Зачем пришёл?

СОЛДАТ. Я стоял на четвёртом посту…

КРЕОНТ. Зарыли?

СОЛДАТ. Никак нет, не успели.

КРЕОНТ. Кто? Как? Где он?

СОЛДАТ. Мы, значит, стоим, а мы хоть и левофланговые, а вина по случаю победы и нам выдали, но мы не спали, вашество, никак нет, мы только глаза прикрыли, как вдруг сорок третий номер меня толкает и говорит: «Слышь – скребётся». Ну, мы притаились и поймали голубушку. Худая вроде, а царапалась.

КРЕОНТ. Какая голубушка? Где она?

СОЛДАТ. А которая зарывала. Я ей руки-ноги связал, тут за дверью она, злодейка.

КРЕОНТ. Развяжи, введи и выйди за дверь. Живо!

 

(СОЛДАТ вводит АНТИГОНУ и уходит)

 

Так это всё-таки ты?

АНТИГОНА. А вы не ожидали?

КРЕОНТ. Не знаю. Зачем ты это сделала?

АНТИГОНА. Сына Эдипа глодали псы.

КРЕОНТ. Не выдумывай. Солдаты отгоняли всех собак.

АНТИГОНА. Всё равно.

КРЕОНТ. Ты слышала мою речь?

АНТИГОНА. Пришлось.

КРЕОНТ. Ты читала указ?

АНТИГОНА. Да, я всегда читаю газеты.

КРЕОНТ. Дочиталась! Ты понимаешь, что я должен тебя казнить?

АНТИГОНА. Должен.

КРЕОНТ. Так зачем ты?.. Неужели из-за Гемона?

АНТИГОНА. Нет, из-за Полиника.

КРЕОНТ. Полиник был мерзавец, был предатель, был самонадеянный авантюрист! Я не верю, что ты любила его!

АНТИГОНА. Я и не любила.

КРЕОНТ. Этеокл был весёлый, глупый, добрый щенок, а Полиник тебя ненавидел!

АНТИГОНА. Не кричите про Этеокла, дядя. Может услышать солдат за дверью.

КРЕОНТ. Ерунда! Когда царь говорит, народ слышит только то, чего он хочет. Герой Фив и спаситель Отечества Этеокл – вот это он слышит.

АНТИГОНА. Солдат ждёт приказа, государь.

КРЕОНТ. Я не имел права продолжать войну и осаждать Аргос. Народ устал, понимаешь?

АНТИГОНА. Понимаю, дядя.

КРЕОНТ. Ну вот видишь! А народу нужно было отвести злобу. У меня у самого сын погиб, я тоже человек.

АНТИГОНА. Нет. Вы – царь.

КРЕОНТ. Да? Ну, пусть. Но Фивам нужен гниющий Полиник, чтобы вдова любого солдата могла на него плюнуть! Не мне, а Фивам! Я исполнил свой долг, понимаешь?

АНТИГОНА. Я тоже. (Пауза) Исполняйте дальше.

КРЕОНТ. У меня же не камень в груди!

АНТИГОНА. Должен быть камень. Вы царь.

КРЕОНТ. Хочешь, я убью этого дурака за дверью и никто ничего не узнает?

АНТИГОНА. Вы же видите, что – узнают.

КРЕОНТ. Ты была невменяема, ладно? Больна?.. Ну что ты молчишь? Что ты молчишь? Мне же жалко тебя, дура ты этакая!

АНТИГОНА. Неправда. Вам себя жалко.

КРЕОНТ. За что?

АНТИГОНА. Через много лет о нас будут петь песни.

КРЕОНТ. Солдат! (Входит СОЛДАТ) Постереги её тут, я сейчас вернусь. (Уходит)

АНТИГОНА. Это ты меня поймал?

СОЛДАТ. И ещё сорок третий и пятьдесят восьмой.

АНТИГОНА. А имён у вас не бывает?

СОЛДАТ. Никак нет. Мы – народ.

АНТИГОНА. А-а! (Пауза) А тебе не страшно?

СОЛДАТ. Нет. Страшно нам не бывает.

АНТИГОНА. А ты не боишься, что о тебе тоже споют в песне?

СОЛДАТ. Споют. Мой внук споёт.

АНТИГОНА. А ты не боишься, что ты там будешь плохой?

СОЛДАТ. Нет. Я буду смешной и сильный. Я – народ.

(Пауза)

АНТИГОНА. Тебе никогда не жаль слабого?

СОЛДАТ. Жаль. Тебя жаль.

АНТИГОНА. Отпусти меня, солдат.

СОЛДАТ. Тогда меня расстреляют.

АНТИГОНА. А так меня казнят.

СОЛДАТ. Ты девка?

АНТИГОНА (не понимая). Ну ­– да.

СОЛДАТ. Сирота?

АНТИГОНА. Да. Никого у меня нет, солдат.

СОЛДАТ. Вот видишь. А у меня жена, мать-старуха и дети маленькие.

АНТИГОНА. Сколько?

СОЛДАТ. Трое.

АНТИГОНА. И ты их кормишь?

СОЛДАТ. Не досыта, да кормлю. А что делать?

АНТИГОНА. Бедный солдат!

СОЛДАТ. Бедный. Давай жалей, мы это любим – всё равно без толку.

АНТИГОНА. А ведь, пожалуй, ты в меня и будешь стрелять.

СОЛДАТ. Как прикажут.

 

(Входят КРЕОНТ и ГЕМОН)

 

КРЕОНТ. Солдат, за дверь! (СОЛДАТ выходит) Ты знаешь, Гемон, что она выкинула? Зарыла Полиника!

АНТИГОНА. Я не успела.

КРЕОНТ. Это не оправдание, казнь, к сожалению, назначена за попытку.

АНТИГОНА. Казни. Вот, Гемон, тебе повезло!

КРЕОНТ. Ерунда! Слушайте. Тебя, Антигона, замуруют в склеп.

АНТИГОНА. Спасибо.

КРЕОНТ. Рано благодаришь. В склеп есть второй ход – ты, Гемон, через этот ход её вытащишь.

ГЕМОН (мрачно). А дальше что?

КРЕОНТ. Дальше – бегите в Коринф, там поженитесь, а потом…

ГЕМОН. Потом не будет.

КРЕОНТ. Что?! Мальчишка! Твой брат никогда не спорил с отцом!

АНТИГОНА (тихо). Господи! Какая пошлость.

ГЕМОН. А я ненавижу этого брата! Я вас всех ненавижу!

КРЕОНТ. Что ты сказал?

ГЕМОН. Нельзя человека всю жизнь травить за то, что он не умер!

КРЕОНТ. Так то человека.

ГЕМОН (опускаясь). Какой склеп?

КРЕОНТ. Пятый. Ступай. (ГЕМОН уходит) Солдат!

СОЛДАТ. Здесь!

КРЕОНТ (пишет). Вот указ, зачитай и выполни. Я бы сам зачитал, но сегодня я уже охрип.

СОЛДАТ. Будет сделано.

КРЕОНТ. До свиданья, глупая Антигона.

АНТИГОНА. Прощай, глупый Креонт.

 

(Уходит с СОЛДАТОМ)

 

КРЕОНТ (один). Ну вот я и сделал то, чего не удавалось ни Эдипу, никому – я выполнил долг и остался человеком. В Фивах было пять царей Креонтов, я шестой, а в других городах – ещё того больше. Но я буду единственный настоящий Креонт… Боже, какая вонь! (Закрывает окно). Хоть объявляй амнистию – такой запах от этого мерзавца. (Смеётся) А песню всё равно споют про злого царя Креонта, который ел малых детей, и про добрую девочку Антигону. Ну и ладно.

 

(Входит плачущая ИСМЕНА)

 

Исмена? Что с тобою?

ИСМЕНА. Ничего, дядя.

КРЕОНТ. Ты так огорчилась из-за Гемона?

ИСМЕНА. Да, дядя.

КРЕОНТ. Не надо. Иначе нельзя было. Он глупый, взбалмошный, трусливый мальчишка; я, как отец, имею право это сказать…

ИСМЕНА. Ради бога, не надо, дядя!

КРЕОНТ. Он как раз пара твоей сестре. До чего же энергичная особа! И какая самоуверенность! «Вы не человек, вы царь!» Дура!

ИСМЕНА (рыдая). Они умерли, дядя!

КРЕОНТ. Кто они? А, указ! Это пустяки. Ты уже большая, я скажу тебе по секрету – они бежали. Только смотри, ни подружкам, ни игрушкам! Ха-ха!

ИСМЕНА. Они умерли, дядя!!

 

(Входит СОЛДАТ)

 

СОЛДАТ. Разрешите доложить, вашество.

КРЕОНТ. Ну что там у тебя?

СОЛДАТ. Я не убивал наследника Гемона!

КРЕОНТ (встревоженно). Да кто тебя винит?

СОЛДАТ. Это они сами!

КРЕОНТ. Да что сами?

СОЛДАТ. Руки на себя наложили.

КРЕОНТ (вскакивает и снова опускается). Говори толком! Ну, каналья!

СОЛДАТ. Я, стало быть, стою, сторожу склеп. Не вышел ростом, вот и ставят бог знает куда всё время. Вдруг там внутри шум. Я вижу – другой край разворочен. Лезу туда, а она – качается.

 

(ИСМЕНА всхлипывает)

 

КРЕОНТ. Кто?

СОЛДАТ. Злоумышленница. А наследник рядом с ней с мечом стоит и смеётся. (ИСМЕНА всхлипывает) А потом он как крикнет: «Да пошли вы все! Чем я хуже!» и ещё – при барышне нельзя.

КРЕОНТ. Ты его схватил?

СОЛДАТ. Да только он уже полоснул себя, а кровь так и хлещет. Положил я его, а злоумышленницу снял, велел сорок седьмому охранять…

КРЕОНТ (тихо). Так они умерли?

СОЛДАТ. Так точно.

КРЕОНТ (всё громче). Да ты знаешь, сукин сын, что я с тобой сделаю? Да я тебя запорю! Сгною!

СОЛДАТ. Никак нет, вашество.

КРЕОНТ. Как – никак нет?

СОЛДАТ. А потому как я герой войны и дети есть. Народ смутится.

КРЕОНТ. А и чёрт с ним!

СОЛДАТ. Никак нельзя, вашество, оно, я понимаю, родную кровь жалко, так, однако, злоумышленники.

КРЕОНТ (садясь, тихо). Пошёл. Пошёл вон.

 

(СОЛДАТ уходит)

 

Что же нам делать теперь, девочка? Может, и мне?.. Как он сказал: «Чем я хуже?»

ИСМЕНА (бросается к нему). Нет! Нет, дядя! Я не смогу так, я одна останусь – что же я без вас делать буду? Не надо, дядя! Нас же двое! (Плачет)

КРЕОНТ. Ну ладно, успокойся, девочка моя. Ну не бойся, бедная. Завтра проснёшься зарёванная, тебя от кухарки нашей не отличат – у неё мужа аргивяне убили.

 

(Берёт её на руки, открывает окно)

 

Ну, хочешь, я тебе сказку расскажу? «Жил Креонт со своею Креусой…» Жить надо, верно? (Вздыхает глубоко и кричит в окно) Да заройте вы этого скота! Дышать… нечем!

 

(Садится спиною к зрителям и, кажется, плачет)

bottom of page