КОГДА КОНЧАЕТСЯ ВРЕМЯ
Стихи, рассказы и пьесы Ильи Оказова
СТРАСТНАЯ СУББОТА
СТРАСТНАЯ СУББОТА
Вы привыкли молиться разным богам, не очень-то веря в них,
Вы построили храм для себя, говоря, что строите для других,
А я наблюдаю всю суету, усмехаясь, а не скорбя:
Как вам веровать в бога, который сам не очень-то верит в себя?
Вы хотите, чтоб кто-то один отстрадал в искупленье всей суете,
Вы считаете самой страшной из мук три страстные дня на кресте,
Но вы путаетесь, ибо вам милы осуждённый и судия;
А Христом был я, и крестом был я, и Пилатом тоже был я.
Я играю с сотнями умных детей, начитавшихся глупых книг,
И пускай они утешаются тем, что я не умнее их;
Но вы знаете, мудро лишь то божество, что скрывает своё торжество:
Я очень стар, я старше, чем мир, и, быть может, я создал его.
Развлекайтесь распятьями и войной – любопытно: кто кого съест?
Но кроме лотоса есть и меч, и когда-нибудь мне надоест…
Вы правы в одном: что раз в году я безволен и мёртв, как тень.
И если глупец позавидует мне, пусть выберет этот день.
И если дурак захочет стать богом – пусть выберет этот день!
ЗА СЛАВОЙ
Ты по утрам ходил на службу,
Ты не любил ни сцен, ни драм,
Со мною пил вино за дружбу,
С женою – чай по вечерам.
Но мимо Слава пролетела
И золотым крылом задела;
Ты посмотрел летящей вслед –
И словно не было тех лет.
Трепещут крылья, вьются кудри,
Лица не видно – лишь вперёд
Она глядит, и вслед зовёт,
И говорит: «Ты самый мудрый,
Мудрей и лучше, чем они –
Твоя я, только догони!»
И ты рванулся вслед за Славой,
Забывши службу, дружбу, дом,
Не сдержан ветхою заставой,
Что строилась с таким трудом,
И – по горам, через овраги,
Гордыни полон и отваги,
Протягивая руки к ней –
И вправду становясь сильней.
А Слава мчалась и дразнила,
А ветер подгонял тугой,
И пламя под твоей ногой
Поля и сёла пепелило –
Ты прожигал, не глядя, путь,
Чтоб Славе в очи заглянуть.
Ты мчал, огромный и могучий,
Сбивая звёзды головой
И грудью разрезая тучи –
И дом давно растоптан твой,
Но ты не думаешь об этом,
Ведомый Славы дальним светом,
Друзей не помня и жены –
Зачем они тебе нужны?
И славу ты схватил за крылья
И повернул к себе лицом –
И не успел перед концом
Своё почувствовать бессилье,
Когда навек Горгоны лик
Запечатлел, сколь ты велик.
ЧУЖАЯ НИВА
…Надо возделывать свой сад
Вольтер
…есть книга о человеке, ставшем сильным, ибо он всю жизнь засевал поле своих врагов…
Х. Лакснесс
Мне кажется, будто я помню сад – три тысячи лет назад,
Где птицы пели на всех ветвях, а я им дал имена;
И там я жил, и там полюбил, и там я был жизни рад,
Но лишку узнал, и в страхе бежал – и я, и моя жена.
Я начал растить свой собственный сад, и мне помогал мой брат,
А после мой брат вернулся назад – а я не сторож ему;
И я засеял поле зерном, и в осень посев был снят,
Но я был слеп, и другой ел хлеб – не знаю сам, почему.
Я оставил сад и сделался свят, и смог умножать хлеба,
И воду я обращал в вино – очень, очень давно;
Но в вине был яд, и я был распят, и смеялась моя судьба…
А когда я восстал, то очень устал, и стало мне всё равно.
Я засеял пашню своих врагов под шаг чужих сапогов,
И растил цветы, и сажал кусты, и спал под дождём меж гряд…
Не зови вослед на лучистый свет запретных чужих плодов –
Я нашёл тот сад, и со мной мой брат, как три тысячи лет назад.
ГАМЛЕТ
Бьет о берег волна, и другая волна,
Ночь темна и скучна, ты стоишь у окна
И глядишься, как в зеркало, в море.
Но напрасен твой взгляд, волны море дробят,
Мир – застенок и ад, и железо и яд
Воцарились в твоём Эльсиноре.
Так опомнись же, друг, одолей свой недуг,
Брось раздумья и вдруг разорви этот круг –
Ты же сам породил свои тени;
В мире призраков нет, позабудь про обет
И покинь этот бред – из-под сводов на свет
Для тебя протянулись ступени.
Никому не решить, быть тебе иль не быть:
Если трудно хитрить, значит, надо убить –
Это ваш королевский обычай.
Но достаточно фраз, их твердили не раз,
Позабудь их на час – в этот час Фортинбрас
Ломит Данию силою бычьей.
Но тебе не извлечь тяжкий дедовский меч –
Ты боишься отсечь и не в силах сберечь,
Ты приучен – к отравленной стали.
Только отсвет багров от десятков костров –
Меж озёр и бугров сорок тысяч подков
Серых всадников прогрохотали.
Что тебе до страны, что тебе до войны,
Если мысли черны, если думы больны,
Если хочется мстить за кого-то?
Твои муки – броня, чтоб не видеть огня,
Что повсюду – резня, что пьяна солдатня,
Что могильщикам хватит работы.
ПРИЗРАК МЁРТВОГО СОЛНЦА
Вы знаете, почему я встал и вышел из дома чуть свет,
Почему мне кажется, что я стар, как будто мне триста лет?
Потому что ночью я видел сон, наведший меня на след –
Это был призрак мёртвого Солнца,
Призрак мёртвого Солнца!
Друзья, вы идёте одним путём, но есть ли меж вами лад?
А я пробираюсь кружной тропой, но я счастливей стократ,
И если я не верю в ваш рай, зато я не верю и в ад,
А лишь в призрак мёртвого Солнца,
Призрак мёртвого Солнца!
Все дороги приводят в Рим, ни одна не ведёт назад,
И если ты видишь торцы домов, то не стоит искать фасад –
Ведь, в сущности, не всё ли равно, кто будет читать доклад
В день призрака мёртвого Солнца
Призрака мёртвого Солнца!
И если достаточно разных дорог, чтобы дойти до весны –
Дороги для тех, кто подлы и злы, и для тех, кто верны и честны;
Мы ещё посмеёмся, окончив путь в синем царстве луны,
Над призраком мёртвого Солнца!
Призраком мёртвого Солнца!
Призраком мёртвого Солнца!
ИГРОК
Ты играешь Большую Игру.
Р. Киплинг
Огни свечей колеблются в зрачках,
Зелёное сукно седеет мелом.
Мы заняты Игрою – важным делом:
Мы сами – карты у себя в руках.
Казалось раньше, что игра нам впрок,
Казалось, будто ей исчислен срок,
Что направляет нас Большой Игрок
По самым важным из людских дорог…
Теперь мы знаем: всё совсем не так:
Он лишь тасует, мы – вслепую тянем
И сами награждаем, сами раним,
И каждый сам себе и друг и враг.
Игра идёт – уже который год,
И каждую минуту – новый ход,
И мы давно им потеряли счёт,
И сам не знаю, я ли банкомёт?
Обоим не хватает козырей,
Играем одинаково нечестно,
И, говоря по правде, неизвестно,
Чей выигрыш, чей проигрыш страшней.
И вновь я бью себя самим собой,
И зеркало смеётся надо мной –
Партнер двойник недобрый и немой –
Но я опять бросаюсь в этот бой,
Безмолвный бой,
Бессрочный бой,
Бессильный бой… –
И это всё же легче, чем в тиши
Раскладывать пасьянс своей души
Под зеркалом пустым над головой…
ГОД КОМЕТ
Потемнел белый свет под бичами комет,
Зелен он, как вода, как тоска…
Придержите коня, подождите меня –
Вместе с вами хочу ускакать!
А земля всё черней, солнце комом над ней
Укатилось за огненный край…
Лошадь плетью ожгли и исчезли вдали,
Только крикнули мне: «Пропадай!»
Я по следу бегу, я стоять не могу,
А могу только разве упасть…
Ночь глуха и темна, и кривая луна,
Усмехаясь, ощерила пасть.
Я в грязи, я ползу, я глотаю слезу –
Пеший конному, видно, чужой!
Пропадай да молчи! И комета в ночи
Подавилась моею душой.
К ВЕРШИНЕ
Ты родился, чтоб жить в шуме столиц, в милой тебе толпе,
А не чтобы презреть тысячи лиц, стоя на том столпе,
И не чувствовать, как тысячи птиц жмутся к твоей стопе.
Зачем же тебе сейчас так хочется ввысь?
Ты в колоде своей – просто валет, любящий свой уют,
Ты не смеешь сказать шулеру «нет», если тебя сдают;
Ты всегда полагал – солнечный свет любит лишь честный шут;
Зачем же тебе сейчас так хочется ввысь?
Ты оставишь свой дом, сумрак тепла, что создавал ты сам,
И как демон взлетишь, ширя крыла, в небо к чужим богам,
Словно доля тебя вновь повлекла в нерукотворный храм,
Как будто тебе случилось вырваться ввысь.
Ты взовьёшься к Нему, к медной стопе божьей прильнёшь лицом,
Но тебя оттолкнут, сбросят к толпе, тело набив свинцом –
И под щебет и смех птиц на столпе, перед своим концом
Поймёшь, что тебе всегда была суждена земля!
СЛОН
Я жил исправно и честно,
Я жил, не ломая стен,
Но мне становится тесно,
И я хочу перемен.
Себя я вкладывал в песни,
Но что получал взамен?
И мне становится тесно,
И мне надоел рефрен.
И город мой – набитый вагон,
В котором стоишь на весу –
А я хочу быть свободным, как слон
В слоновом лесу.
Как много людей повсюду –
И каждый несёт свой крест,
И видит в другом Иуду,
Бросая своих невест,
И каждый желает чуда
И ищет свободных мест –
Как много людей повсюду,
И каждый кого-то ест.
И каждый верит, что он силён,
И пьёт чужую росу –
А я хочу быть свободным, как слон
В слоновом лесу.
Любой желает свободы,
Никто не хочет пропасть,
Но всюду – стены и своды,
Повсюду – чужая власть.
Мы все из одной колоды –
Сплошная чёрная масть…
Любой желает свободы,
Но волен только упасть.
И каждый слушает собственный стон,
Прикованный к колесу –
А я хочу быть свободным, как слон
В слоновом лесу.
В часах неизвестной эры
Мы все – сыпучий песок,
Но нету на свете меры
Измерить подобный срок;
У каждого есть примеры
Героев, чей дух высок
Мы ищем воли и веры,
А ходим – наискосок.
Так пусть мой путь идёт под уклон
И я себя не спасу –
Но, может быть, я – давно уже слон
В слоновом лесу?
ПОСЛЕ СЛОВ
Горели свечи, мигало пламя,
Со сводов падал неслышный снег,
А мы сидели, не зная сами,
Куда зашли мы по воле вех.
В углу пылилось седое знамя –
Победы слава давно мертва;
Но добрый вечер кружит над нами,
И мы сумели забыть слова.
Не мог не плакать, не мог не петь я,
А ты спокоен, постигнув цель,
Слова отбросив, ненужной сетью,
Давно поймавши свою форель.
И нас не гонят желаний плети,
И нам не надо стены и рва –
Мы нашу тайну поймали в сети,
Теперь мы можем забыть слова.
Но всё же – жалко былого страха,
Но всё же – жалко былой борьбы, –
И мы недвижны, как черепаха
В богатом храме чужой судьбы.
А может, лучше костёр и плаха,
А может, ярче в крови трава,
А может, пламя дороже праха
И мы забыли не те слова?..
В ПОГОНЕ ЗА СНАМИ
Скую клинок из дождевой стали,
Накину плащ из темноты ночи,
Надену шлем из луны…
Мой конь копытами разбил дали,
И я скачу, но больше нет мочи
Искать ушедшие сны.
Ты помнишь, ты приснилась мне как-то –
Не помнишь, нет, ведь снилась ты многим,
И чем я лучше других?
Ночь с половиной до конца акта,
И занавесом жестяным строгим
Разрежет раненный стих…
Пока не гаснут свечи на сцене,
Пока ещё картонный конь мчится –
Приснись ещё один раз!
И пусть станцуют вокруг нас тени,
Пусть не услышим, как зовёт птица
Последний, гибельный час!
Пусть разольётся мой клинок влагой,
Пусть расползётся небом плащ звёздный,
Луна взлетит в вышину:
Растаять под твоей рукой – благо,
Вернуться в тело и тепло – поздно,
Я верен лживому сну!
НОЧНОЙ ГОСТЬ
Резко вскрикнул звонок; я открыл и увидел тебя:
Ты стоял, улыбаясь – насмешливо, но не грубя,
Ты стоял и молчал; я подумал: «Любя, не любя –
Мы едва ли хоть что-то изменим».
Я откинул цепочку – и звук был какой-то иной,
Чем обычно, – сказал «Заходи» и кивнул головой, –
И увидел: ползёт за тобой, извиваясь змеёй,
Кровь, текущая вверх по ступеням.
Я спросил: «Это рана?» – а ты рассмеялся в ответ
И вошёл; и почудилось мне, будто времени нет,
И поспешной рукою я выключил в комнате свет
И обнял тебя той же рукою…
И была эта ночь, и она продолжалась три дня,
И никто различить не сумел бы тебя и меня,
Как в костре языки одного и того же огня –
Но мне вновь захотелось покоя…
Я уснул на заре, я проснулся в двенадцать часов
Совершенно один, средь застенных дневных голосов;
Дверь была заперта изнутри ан тяжёлый засов,
Красный след из-под двери тянулся.
Ни на лестнице, ни во дворе я тебя не нашёл –
Только кровь покрывала ковром красно-бурым весь пол…
И тогда лишь я понял, что сам к себе в гости пришёл
И что сам я к себе не вернулся.
ПРУД
Лёд на пруду, как мутная слюда,
Под ним вода качается стоячая,
И кажется – глядит из-подо льда
Судьба загубленная и незрячая…
Не помню сам, как я её топил,
Как отшвырнул на гибель подневольную;
А вот сегодня не хватает сил
Тащить по снегу жизнь свою бездольную.
Я каблуком скольжу по бельмам льда,
И он трещит, судьба под ним колышется.
Ну, утону – и ладно, не беда,
И наверху, и без воды – не дышится.
И провалюсь по пояс и по грудь,
И захлебнусь своей холодной долею…
Совсем не так уж страшно – утонуть,
А если нечего терять – тем более.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спи, покуда можешь спать,
Эта ночь – отец и мать,
Эта ночь – начало эры,
Где все кошки будут серы.
Спи под гул немой струны –
Этой ночью все равны,
Все честны и все верны,
Не умны и не смешны.
Ночь колышется едва –
Одноглазая сова,
И отряхивает крылья,
Осыпая звёздной пылью.
Спи, смотри цветные сны,
Ночью улицы скушны –
Все белы и все черны,
Все похожи и равны.
Спи, хороший человек,
Эта ночь – на целый век.
И земля кружится с нами,
Подгоняемая снами…
БАЛЛАДА О ТРЁХ БРАТЬЯХ
Жили-были три брата и в рай хотели войти,
Но к раю есть три дороги. Три очень разных пути.
Был первый брат суров и прям,
И знал он «да» и «нет»;
Он выбрал «да», он был упрям,
Служил народу и властям
И верил в дальний свет.
Он нас хранил, он нас кормил
И умер честно, как и жил –
Его тропа была крута
И рай открыл ему врата.
Жили-были три брата и в рай хотели войти,
Но к раю есть три дороги. Три очень разных пути.
Второй родился стариком,
Изверясь в «да» и «нет»:
Забился в свой холодный дом,
Жил, не заботясь ни о ком,
Насмешлив, мудр и сед.
Но не помог ни смех, ни скит –
Он был избит и был забыт…
Он знал: земное – суета,
И рай открыл ему врата.
Жили-были три брата и в рай хотели войти,
Но к раю есть три дороги. Три очень разных пути.
А третий брат любил людей
И Бога тоже – в них самих;
Он накормил своих гостей,
Он разрешил их от страстей
И был одним из них.
Всех возлюбил он, как себя,
И умер, как и жил – любя.
Его душа была чиста,
И рай открыл ему врата.
Жили-были три брата и в рай хотели войти,
Но к раю есть три дороги. Три очень разных пути.
Сошлись на небе братья вновь,
И был вокруг пресветлый рай –
И долг, и мудрость, и любовь
Достойны рая, знай.
Сошлись, чтоб снова порознь быть –
О чём им было говорить?
ПРОРОК
Это Музыка Мира – цветущий огонь,
Пронизавший мерцающий мрак;
И несёт по Дороге меня белый конь
На ещё мне неведомый знак.
Параллельно, как струны, Дороги легли,
Ни одна не имеет конца…
Я рождён для призвания Сына Земли,
Что разбудит глухие сердца.
По Дорогам спешат миллионы людей,
Но в ушах у них – призрачный воск;
Я же слушаю Музыку, как Одиссей,
И она раскаляет мой мозг,
И мой долг перед музыкой – ради других
На сова её перевести,
Чтобы голос сирен, переплавленный в стих,
Помогал моим братьям в пути.
И апостолы – каждый уверен и твёрд –
Благочинно спешат за спиной;
Мне хотелось бы думать, что это – эскорт,
Но я знаю, что это – конвой:
Они видят огонь над моей головой,
Они ждут, что я буду распят –
Строй Двенадцати Верных, идущих за мной,
Отрезая дорогу назад.
Кто играет на струнах Десятков Дорог,
Чей маяк воссияет вдали –
Я не знаю, но знаю: послал меня Бог
Для призвания сына Земли.
И когда под стопой его вспыхнет трава
И отверзнутся души людей –
Улыбнётся на блюде моя голова,
И не будут нужны никакие слова –
Только музыка Мира, извечно жива…
И я сам стану нотою в ней.
НОЧНАЯ СКАЧКА
Кто мы такие и скачем куда?
Кони в ночи не оставят следа,
Нас не настигнет погоня.
Звёздная мечется в небе орда,
Скачут упрямые кони.
Кто мы такие? Себя я забыл,
Имени, прозвища не сохранил –
Поздно жалеть об уроне…
Мимо каких бескрестовых могил
Скачут упрямые кони?
Кто ты, мой спутник, где виделись мы?
Правит коней он в мерцании тьмы,
Слова в ответ не проронит.
Путь исчезает, как след от кормы,
Скачут усталые кони.
Выкачен месяца выпуклый зрак;
Вскачь через поле, и лес, и овраг –
Режут поводья ладони…
Спутник взглянул на меня через мрак,
Понят я взгляд его – понял я знак –
Замерли мёртвые кони.
ДЕНЬ ГНЕВА
Я проснулся в восемь часов утра, но было уже светло.
Я проснулся там же, где лёг вчера, и понял – мне повезло,
Потому что, хоть рядом лежала ты и спала, как всегда спала,
Но из губ моих вырастали цветы, а из плеч вырастали крыла.
Вышли сроки злого плена,
Не удержат больше стены,
Чисто сердце, пусты вены,
Близко время перемены.
Когда-то я пожалел людей, возомнив себя мудрецом,
Но Бог был старше и был мудрей и был нам общим отцом;
И за то, что посмел я о Нём судить, я был осуждён и сам
Жить с людьми и людей любить, тоскуя по небесам.
Шли столетия и годы,
Тяжко бремя небосвода –
Только памятью свободы
Облегчалися невзгоды.
Ты помнишь, я желал вам добра, а ты любила меня,
И Бледному Всаднику я вчера помог напоить коня,
И он был не первый и не второй, и я знаю, что будет вслед:
Я любил тебя и я был с тобой, но нынче – последний рассвет.
Прозвенел рассвет трубою,
Будит новою судьбою –
Я вознёсся бы с тобою
Над полынною водою…
Но ты не разбужена пеньем труб, тебя не тронул рассвет;
Крыла из плеч, и цветы из губ, и времени больше нет.
И я должен расправить эти крыла, взлетая на Божий суд –
Но я расскажу, какой ты была, и выплесну свой сосуд.
Дух исполнен новой силы,
Хорошо, что это было,
Что любила, что простила –
Диес Ирэ, диес Илла!
БАЛЛАДА О БЕССИЛЬНОМ ПРОРОКЕ
Пророк стоял на улице – высокий,
С подрагивавшей серенькой бородкой,
Усталый, тощий и слегка нелепый
В лиловых крупноклетчатых штанах.
Он сомневался. Стоило ли, право,
Опять являться в этот давний город
И ощущать, что плоть твоя отдельна
От прочих – или кажется такой?
Затем ли он покоя и терпенья
Искал на этих улицах когда-то,
И наконец нашёл, и слился с Миром,
И ощутил бессмертие своё,
Когда, рассеян в тысячах молекул
По городу, планете, мирозданью,
Он был в траве, и в воздухе, и в пепле
Каких=то битв, и в мёртвых, и в живых, –
И чувствовал, что всё на этом свете
Едино, всё вращается, и это
Вращение хранит единство Мира,
И этот вихрь есть бесконечный Бог?
Как это было сладко и прекрасно –
Понять, что несмотря на кровь и перел,
На злобы, споры, войны и корысти,
Мир держится, Мир целен, вечен, свят!
По грязному асфальту прокатился
Автобус и ему забрызгал ноги,
Но он не обратил вниманья, зная,
Что даже эти брызги – тоже Бог.
Близ церкви пил из лужи мокрый голубь,
И отражение креста дрожало
В кругах, и две старухи и мальчишка
На паперти молились о своём.
Он улыбнулся. Он жалел мальчишку,
Старух, и голубя, и колокольню,
И общую безумную надежду,
Что Бог захочет что-то изменить.
«Бог совершенен, – думал он, – а значит,
И равнодушен – разве Мирозданье
Не равнодушно? Но они стремятся
Увериться, что Бог – и благ, и добр,
И им добра желает. Может статься,
Им это помогает не страшиться
Людей и верить, что творенье Бога
Не может быть жестоким и плохим.
И – хорошо, хоть мир и не творился
Со стороны, а был всегда, поскольку
Бог был всегда и преобразованья
Товрил не с миром, а с Самим Собой.
И в них он тоже, но они не смеют
Постигнуть этого, они не смеют
Принять ответственность, они не смеют
Душою слиться с Духом навсегда.
Они идут по своему маршруту,
Как Солнце, и Луна, или автобус,
И атомы, и страны, и народы –
Все части мира. Пусть себе идут.
Но как непросто этим добрым людям –
Кусочкам мира с разумом и сердцем –
Принять чужую правоту, чужие
Пути признать достойными себя!
Старушка, мальчик, постовой, прохожий,
Открыто или тайно, неизменно
Себя считают правильней и лучше
Других – старух, мальчишек, постовых.
И то, что помогает жить на свете
И мальчику, что верит в Иисуса,
И постовому, что в Порядок верит,
И всем, кто верует, блюдёт и ждёт –
Мешает им понять друг друга – хуже,
Мешает ближнего понять – и хуже,
Мешает им понять весь мир – и хуже:
Мешает им понять самих себя.
Как мне помочь им? Как внести единство
В их головы, сердца, надежды, веры?
Как убедить, что верить невозможно
В Него, не веруя в самих себя?
Не веруя в других и отсекая
Себя – или себя и тех, кто носит
Такую же, достойнейшую, форму –
От остальных, от Мира, от Него?
Пророк поёжился. Казалось, будто
Он видит все бессчётные мундиры
И на плечах солдат и духовенства,
И на сердцах, бесчисленных сердцах.
«Как убедить их, что гораздо легче
Живётся тем, кто никого не судит,
Кто каждого с собой отождествляет
И знает: всякий так же прав, как он?
А может быть, не нужно? Может, просто –
Пускай они идут своей дорогой
И дело своё делают исправно,
Стараясь только не вредить другим?
Но это – трудно. Это очень трудно:
Вершить свой долг, других не обижая,
Не сталкиваться на косых дорогах
Идущим – каждый за своей звездой.
Так страшно – отказаться от надежды
На доброго к своим, благого Бога,
Постигнуть равнодушье Мирозданья
И отрешиться злобы и любви…
Мне не под силу им помочь, я знаю.
Да и хотят ли этого – старуха,
Которая зовёт Пророка Богом
И презирает сотни остальных,
Или вот этот, на углу с дубинкой,
Который беспорядок называет
Порядком – и другие беспорядки
Уничтожает с чистою душой?
И разве не насильем это будет –
Сказать ми правду, всколыхнуть их души
И новые создать противоречья,
Напялив проповедника мундир?
Мне не под силу это, понимаю,
Когда я здесь – отдельный, воплощённый,
Нелепый и готовый ошибиться,
И – Господи! – готовый осудить!..
Но Мир кружится, и не распадётся,
И миллионы этих одиночек
Ещё поймут, что все они едины
И что Единство Мира – это Бог».
Он отступил и слился с подворотней,
С семиэтажным домом, и с кварталом,
И с городом, материком, планетой,
И космосом – и Господом своим.
Никто кругом не обратил вниманья,
Что в голубе, и в луже, и в старушке,
И в постовом, и в первых тусклых звёздах
По атому прибавилось его…
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Един на свете Бог, как мир один на свете –
Разбрызнутый дождём, разлившийся рекой,
Тяжёлый, как земля, как вечность, как покой
И лёгкий, как огонь, движение и ветер.
Одним горит звездой, другим встаёт крестом,
Иным в сплетенье числ дарует откровенье,
И в каждом из врагов Он каждое мгновенье,
И дружбу осенил невидимым крылом.
Кому-то явлен вслух, кому-то явлен немо,
А кто-то говорит, что сам Его видал –
И в каждом Он любил, покоился, страдал,
Высчитывал года и складывал поэмы.
Пророческим жезлом Он рассекал скалу,
Скудельных голубей животворил дыханьем –
Не тронут и не горд гоненьем и признаньем,
Он пел Себе хвалу и воздвигал хулу.
Равно в кумире и в коленопреклонённом,
Равно внутри и вне, равно в тебе и мне,
В греховном и святом, в потоке и в огне
Он есть – по Им Самим измысленным законам.
Стихи, исключённые из сборника «Страстная суббота»
АЛЬВИС
Если мало для тебя любви,
Выведшей меня из чёрных стен,
Если мало для тебя крови,
Выкачанной мной из горных вен,
Если только знания печать
Дорога тебе, чужая дочь, –
То, покуда длится эта ночь,
Спрашивай – я буду отвечать!
Пресытясь мудрости ключом,
Оставил дом в горах –
Но с первым солнечным лучом
Я обращусь во прах.
Спрашивай про мёртвую волну,
Спрашивай о звёздах в вышине,
Спрашивай, как нарекли Луну
Те, кто обитает на луне,
Спрашивай о том, с чего начать
Этот мир хотел его творец –
И с чего он начал наконец, –
Спрашивай, я буду отвечать!
Ещё далёк рассветный гром
И не проснулся страх –
Но с первым солнечным лучом
Я обращусь во прах.
Расскажу тебе про корни гор,
Расскажу тебе про голос рыб,
Про огни давно угасших ссор
И про пение гранитных глыб;
А потом успею прокричать
И про свой неумолимый рок –
Спрашивай, пока не кончен срок,
Спрашивай – я должен отвечать!
Я выговорюсь, а потом
Не пожалею ни о чём –
Пусть солнце за твоим плечом,
Заря в твоих очах:
Под их сияющим лучом –
Пустая склянка под мечом –
Я обращусь во прах…
МЕЧ
Я оленя травил, я скакал по кустам,
И вот на поляне вдруг
Увидел постель из листьев, а там –
Моя Изольда и мой Тристан,
Жена и любимый друг.
И я стоял, как в чаду, как в дыме,
И головы им готов был отсечь –
Но хотя они сами лежали нагими,
Меж них был ещё обнажённый меч.
И я повернул, и скакал весь день,
И слепил меня солнца свет;
Я бежал, словно раненный мною олень,
Потому что случайно увидел тень –
Моё счастье, которого нет.
Да, она ушла; но и в самом деле,
Как бы мог я её для себя уберечь?
Потому что ведь и в моей постели
Между нами был бы обнажённый меч!
Он хитрил, Тристан, мой неверный друг,
….И она хитрила – жена…
Я прощаю им, мне довольно мук,
Для меня весь год – только цепь разлук,
А всё это – ещё лишь одна.
И Тристану служить для потомков кумиром,
А мне – лишь текучую воду стеречь,
Потому что между мною и миром
На тысячи лет – обнажённый меч!
БОЛЬШАЯ ОХОТА
Когда, завернув за угол,
столкнёшься с самим собой,
то вдруг поймёшь, что это твой
последний поворот.
Л. Хьюз
Ночью в доме будет очень тихо –
Спят родные, гости и жена;
Я на ощупь отыщу, где выход,
Под ладонью кончится стена,
Я шагну по насту под луною,
Прокрадусь на улицу один –
И железным клювом предо мною
Тень свою протянет карабин.
Так не бойся, в полночи услыша
Голос, перехлёстнутый стрельбой, –
Просто я опять сегодня вышел
На охоту за самим собой.
Помню, в жарком месяце июле,
Может быть, по-своему любя,
Дверь открыли, в спину подтолкнули
И сказали вслед: «Ищи себя!»
Мне взглянув в лицо, бежали дети,
Цепенела за столом семья –
Но теперь я знаю: есть на свете
Хоть один ещё такой же я.
Жизнь мою он поделил со мною,
Захватив всё лучшее себе;
Но довольно нищего покоя –
Я устал покорствовать судьбе!
Я скольжу по тающему следу,
По своим же собственным стопам,
Я не уступлю мою победу,
И добыча, и стрелок – я сам!
И когда за мглою поворота
Отыщу его в урочный срок –
В эту ночь закончится охота,
Палец, наконец, нажмёт курок;
А наутро обнаружат тело,
Брошенный ненужный карабин,
Крови лужицу… не в этом дело –
Я с ним стану, наконец, един!
Так не бойся, в полночи услыша
Голос, перехлёстнутый стрельбой, –
Просто я опять сегодня вышел
На охоту за самим собой.